Закат гипотезы сексуального злоупотребления детьми

Отправлено sasha от

В то время как история "полета" и "крушения" виктимологии и ее гипотезы СЗД еще не завершена, взлет и падение мастурбаторной гипотезы являются теперь хорошо задокументированным рассказом о, вероятно, действовавших из самых лучших побуждений, но прискорбно неосведомленных и "направленных не туда" любителях и профессионалах. Будет поучительным рассмотреть факторы, приведшие к краху последней, с их возможными параллелями в первой.

От причины к симптому

Если поначалу мастурбацию считали причиной психических дефектов и болезней, то по мере накопления наблюдений стали уделять больше внимания идее, что психические проблемы являются причиной, а не следствием этой практики, поскольку психологические "тормоза", препятствующие открытому проявлению сексуальности у нормальных людей, у душевнобольных часто ослаблены или отсутствуют. СЗД тогда тоже может быть симптомом, а не причиной других социальных и семейных проблем.86 Ряд авторов87 рассматривают эту альтернативную гипотезу, а Finkelhor (1999) указал на то, что в значительном числе случаев СЗД на самом деле связано с "предсуществующими" проблемными контекстами.

Вездесущность

С начала двадцатого века, когда онанизм стал "общественной проблемой", факт широкой распространенности мастурбации получает все большее признание. Сначала это использовали как подтверждение того, что мастурбация - ужасная угроза для общества, но уже к концу девятнадцатого века стало ясно, что ее "вездесущность" распространяется на население в целом, не ограничиваясь душевнобольными.Тем не менее, вместо того чтобы подорвать мастурбаторную гипотезу, это привело лишь к ее видоизменению, выразившемуся в том, что стали думать, что только индивидуумы со слабой конституцией подвержены неблагоприятным последствиям этой практики, то есть перевели мастурбацию из разряда непосредственных причин психопатологии в разряд факторов риска. Та же метаморфоза, по-видимому, происходит сейчас и с СЗД: тяжелые травматические последствия, как теперь считают, следует ожидать лишь у субъектов с предысторией других форм дурного обращения и злоупотребления.88

Kinsey, Pomeroy & Martin (1948; см. также Kinsey et al., 1953) стали первыми, кто провел широкие количественно-частотные измерения детского сексуального опыта как со сверстниками, так и со старшими партнерами, но, вместо того чтобы создать ощущение безобидной вездесущности, эти и другие данные использовались и продолжают использоваться в попытках "патологизировать" любой подобный опыт и представить его как эпидемию угрожающих масштабов. Осознание того факта, что многие люди мастурбируют часто, не проявляя при этом признаков каких-либо проблем, при том что многие люди с проблемами мастурбируют редко или вообще не мастурбируют, помогло положить конец мастурбаторной гипотезе. Аналогичная информация касательно СЗД в лучшем случае лишь несколько "смягчила" гипотезу СЗД.89 На самом деле есть чудовищные случаи самого настоящего СЗД, но эти относительно редкие происшествия не могут оправдать сохранение данной гипотезы как уважаемой научной парадигмы; такие инциденты являются - так к ним и следует относиться - простыми физическими нападениями, в которых (в данном случае) присутствует сексуальная компонента.90

Достоверность

Секс - это тот "спорт", который, как известно, "не для зрителя". Это справедливо как в отношении "нормальных" гетеросексуальных и гомосексуальных практик, так и в отношении мастурбации и СЗД, поэтому на их "лабораторное наблюдение" можно практически и не надеяться. Исследователь здесь вынужден почти целиком полагаться на рассказ пациента или респондента, который может быть и правдивым, и точным, а может и не быть. Если в девятнадцатом веке врач некритически принимал рассказы пациентов, в которых они свои проблемы приписывали мастурбации, сторонники мастурбаторной гипотезы ухватывались за них как за доказательства своей правоты. Если же пациент отрицал, что занимался мастурбацией, сторонники гипотезы ставили его правдивость под сомнение. Вот иллюстрация того, что врачи "должны" были узнавать от своих пациентов:

Я имел несчастье в раннем детстве - кажется, между восемью и десятью годами - приобрести эту пагубную привычку, которая очень скоро погубила мой характер; но более всего - вот уже несколько лет я чувствую себя погруженным в состояние чрезвычайной подавленности; у меня очень хрупкие нервы, мои руки лишены силы, всегда дрожат и постоянно потеют; я страдаю от ужасных болей в животе, в руках, в ногах, иногда в почках, в груди и часто в туловище; мои глаза слабы и утомлены; у меня зверский аппетит; и тем не менее я неумолимо худею, а моя бледность усиливается с каждым днем.91
 

В девятнадцатом веке врачи все более и более признавали, что невозможно знать наверняка, кто из пациентов мастурбировал и с какой частотой, и значительная часть якобы научно обоснованных и профессиональных знаний о СЗД страдает от того же изъяна. Точную и правдивую информацию о существовании и распространенности СЗД, как и о том, что именно представляют собой эти случаи и как они воспринимаются [их младшими участниками], трудно добыть с достаточной достоверностью, особенно в больших обобщенных опросах, которые обычно лишены всякой детализированности.92 Тем не менее многие утверждения виктимологов основаны именно на таких - смутных и ненадежных - сведениях, на которых затем строятся сомнительные предположения о причинах и следствиях. Резонно полагать, что распространение самопровозглашенными экспертами-виктимологами своих "веских мнений" о том, "как оно должно быть" (подразумевая, что "так оно и есть"), порождает не только ожидания, но и "самосбывающиеся пророчества" (т.е. накликанную беду - прим. перев.). Эти экспертские "лекции", или "проповеди", стали как "мотором", так и "прицепом" культуры, в которой слишком многие хотят быть невинными жертвами и слишком немногие желают нести ответственность за собственные поступки.93

Ближе к концу эры мастурбаторной гипотезы психологи и психиатры стали осознавать тот факт, что пациенты, которые часто бывают "себе на уме", могут выдумывать несуществующие истории, чтобы снять с себя ответственность или вину за собственные действия. Столь же скептически следовало бы относиться и к сообщениям о СЗД, однако ныне считается ересью, практически святотатством, не уважать священный статус, которым обладает любой делающий такие сообщения в судебном или клиническом контексте.94 Goffman (1997) даже договорился до того, что важной является не правдивость, а "полезность" таких сообщений. Должно быть ясно, что человек, обвиняемый в сексуальном преступлении, скорее всего будет жаловаться на сексуальное злоупотребление, пагубное влияние порнографии и т.п. в собственном детстве, чтобы "объяснить" и "оправдать" свое поведение,95 тем не менее слишком многие криминологи готовы принимать такие утверждения за бесспорную истину.96

В клинической практике этот сорт теории был широко принят в последние десятилетия двадцатого века. Любые рассказы о сексуальном злоупотреблении, сделанные в клинических условиях, принимались без вопросов, а любая причинная связь, предположенная пациентом, тут же подхватывалась психотерапевтом. Тем, кто таких рассказов не делал или не предполагал причинной связи, они иногда "подсказывались", а то и прямо-таки навязывались. Одним из проявлений этого стала (теперь практически полностью дискредитированная) парадигма "восстановленных воспоминаний", в которой обязанностью психотерапевта считалось подозревать предысторию сексуального злоупотребления в детстве даже у тех пациентов, кто подобного не припоминал.97 Представляется чрезвычайно нелогичным, особенно в контексте уголовных разбирательств, что не проводятся обширные пороговые (д)опросы, с тем чтобы установить степень достоверности воспоминаний субъекта и любые общие потенциальные источники текущих проблем, прежде чем ударяться в поиски "забытого" сексуального злоупотребления. Просто слишком велика вероятность и опасность того, что будут делаться реальные, преувеличенные, а то и целиком выдуманные на пользу себе утверждения о том, что субъект - "жертва с детства", что на самом деле может вовсе и не быть определяющим или решающим фактором.98

Достоверность критична, а ее проверка может быть проблематичной. Что-либо решать в вопросах СЗД - особенно если речь идет о лишении людей свободы - в отсутствие эмпирических и доказуемых фактических данных - методологическая ошибка первого порядка, в которой виктимология виновна слишком часто. Вместо хлипких догадок нам требуется точность, строгость и последовательность как в эмпирических исследованиях, так и в их практических приложениях.99

Механизм травмы

Как гипотеза мастурбации, так и гипотеза СЗД предполагают, что соответствующие действия травмируют своих жертв, но ни одна из двух гипотез не предлагает правдоподобного механизма этого травмирования. До восемнадцатого века было принято осуждать мастурбацию с религиозных, а не с медицинских позиций,100 но уже к концу девятнадцатого века, как отмечает Hare (1962), отсутствие медицинского объяснения, каким образом мастурбация причиняет вред, стало проблемой, как и отсутствие объяснения, почему мастурбация должна быть вреднее других видов сексуальной активности. Древнее, основанное на суевериях, объяснение состояло в том, что "пролитие семени" истощает,101 хотя уже врач второго века н.э. Гален рекомендовал регулярное опорожнение, утверждая, что излишнее удержание семени может приводить к дисфункциям. Tissot (1760/2003) был уверен, что даже гетеросексуальная копуляция, совершаемая в детородных целях, если ее "доводить до излишества", вредна, тем не менее, по неясным причинам, настаивал, что мастурбация еще вреднее. Большинство авторов того периода соглашались, хотя были и такие, чья генерализованная сексофобия выражалась в позиции, что любой секс вреден, особенно для молодых людей.

Так как невозможно было обнаружить никакой физиологической разницы между эякуляцией в результате мастурбации и эякуляцией в результате полового акта, эмоциональный вред от чувств вины и стыда называли в качестве причины как физического истощения, так и умопомешательства. Но было обнаружено, что существуют люди - как психически здоровые, так и ненормальные, - которые не чувствуют ни вины, ни стыда по поводу мастурбации, и существуют другие, которые, чувствуя и вину, и стыд, тем не менее не становятся больными ни телом, ни душой. Другие предполагали, что, поскольку мастурбация (в их глазах) - "противоестественный акт", не обеспечивающий "должную" разрядку, то и удовлетворение от него вряд ли может быть полным, вследствие чего возникает нервное напряжение, как в "нездоровой фантазии" Кана.102

Аналогичным образом в случае СЗД выдвигается множество гипотетических механизмов причинения травмы, но ни один из них не выдерживает строгой проверки. Они не в состоянии объяснить, например, почему и каким образом приятные для обоих, поддерживаемые по взаимному желанию отношения или эпизод, воспринимаемый [младшим участником] безразлично, должны быть столь же вредоносны, как неприятный эпизод или даже насилие. Не могут они и убедительно обосновать, почему ласка гениталий или просмотр эротических изображений вреднее, чем эмоциональная или физическая агрессия. Или почему некоторые эмоционально чрезвычайно напряженные и болезненные переживания - развод родителей, отдача на усыновление/удочерение и т.п. - считаются относительно безобидными, в то время как аналогичные, хотя и, вероятно, менее судьбоносные, переживания становятся травматичными только потому, что в них присутствует сексуальная компонента. И, наконец, почему эротическое взаимодействие со сверстником не всегда рассматривается как травматичное, в то время как такое же взаимодействие со старшим партнером считается непременно травматичным.

Виктимологи предприняли - и продолжают предпринимать - попытки выделить некий элемент, который позволил бы им "узаконить" опыт, подпадающий под определения СЗД, как уникально вредный и отличимый от любого другого опыта. Предложения, почему секс между ребенком и взрослым следует считать вредным, включают в себя "неравенство сил" между ребенком и взрослым, чувства вины, стыда, атмосферу тайны, переходящую в обман травматического типа, от которого происходит "посттравматическое стрессовое расстройство".103 Finkelhor & Browne (1985) постулировали гипотезу четырех "травматических динамик": травматической сексуализации, обмана, беззащитности и стигматизации, которые якобы объясняют травматическую специфичность СЗД, отличающую его от прочего опыта, который иначе был бы не менее травматичен. Но даже беглая проверка показывает, что эти "динамики" встречаются и в опыте, не подпадающем под определения СЗД, в случаях СЗД не обязательно присутствуют и не являются обязательно "внутренним", неотъемлемым свойством подобного опыта для ребенка; на поверку они почти всегда оказываются внешними социальными артефактами.

Другим направлением для разработок виктимологов являются проблемы, основанные на нашей западной антисексуальной традиции с ее проблематизацией тела, удовольствия и эротизма.104 Но и эти проблемы очевидным образом являются внешними по отношению к детскому опыту, вступающими в действие лишь тогда, когда они навязываются культурой или силой. Из этого можно сделать вывод, что, если бы не эти виктимологические и культурные артефакты, проблемы с сексом по согласию между ребенком и взрослым перестали бы существовать. Даже вышеприведенная модель Финкельхора и Браун наводит на мысль, что, если не присутствует вся четверка постулированных ими травматогенных элементов, такой опыт не является для ребенка безусловно вредным, а может иметь для него лишь незначительные или преходящие последствия. Constantine (1981) указал на то, что мимолетные реакции на сомнительные или неприятные переживания редко переходят в долговременную травму, а Seligman (1993) отметил поразительную эмоциональную "упругость" детей.

Из присутствия в современной парадигме СЗД этих и многих других несвязных теорий можно сделать только один вывод: что не все эти переживания травматичны, что не все из них травматичны в одинаковой степени. Разногласия по поводу степени серьезности последствий СЗД признаются и активно обсуждаются исследователями.105 Тем не менее это общее признание наличия "оттенков серого" не привело к существенному ослаблению гипотезы СЗД в плане ее основного "послания", особенно в восприятии публики. Наоборот, во многих случаях исследователям трудно признать тот факт, что иногда подобные эпизоды ничего не значат [для "жертв"], что выразилось в изобретении понятия "бессимптомная жертва".106 "Кончина" гипотезы СЗД не означала бы, что подлинные случаи реального сексуального нападения на детей должны были бы перестать или перестали бы рассматриваться как травматичные, вредоносные или криминальные - нападение есть нападение, и для такого антиобщественного и преступного поведения предусмотрены как соответствующие отрасли общественных наук, так и юридические санкции. Но также нет оснований или оправданий для того, чтобы продолжать находить - а подчас и создавать - детскую травму там, где ее нет или иначе не было бы.


86 Hyde, 2003

87 Bancroft, 2003, pp. 381–439; Rind & Tromovitch, 1997; Rind et al., 1998; West, 1998

88 Finkelhor, 1999

89 West, 1998

90 Rind & Tromovitch, 1997; Rind et al., 1998

91 Tissot, 1760/2003, p. 47

92 Bancroft, 2003, pp. 291-379

93 Bruckner, 1996; Hughes, 1994; Sykes, 1992

94 Mould, 1997

95 Heins, 1998

96 Garrido, 2002

97 Bass & Davis, 1988; Freyd, 2003; Putnam, 1991; см. критический анализ в Ofshe & Watters, 1996; Underwager & Wakefield, 1994

98 Durrant & White, 1993; Goodyear-Smith, 1993

99 Rind et al., 1998

100 Neuman, 1975

101 Foucault, 1993

102 Wettley, 1959

103 Wolfe, Gentile, & Wolfe, 1989

104 Malón, 2004; Money, 1985b; Underwager & Wakefield, 1993

105 Beitchman et al., 1992; Beitchman, Zucker, Hood, daCosta, & Akman, 1991; Browne & Finkelhor, 1986; Conte, 1985; Kendall-Tacket et al., 1993

106 Browne & Finkelhor, 1986