Глава 3. "Совратитель" и его "жертва"

Отправлено admin от

Иногда нам указывают на то, что поведение, называемое взрослыми "сексуальным", может не иметь такого смысла для ребёнка. Возможно, для младенца, играющего со своими половыми органами, это всего лишь игра и ничего более, даже если она приводит к оргазму. В испытываемое при этом "приятное чувство" может не вкладываться то значение, которое в него вкладывают взрослые1. Наряду с этим публика весьма скептически относится к явлению "ребёнка - соблазнителя". Может ли "сексуальное поведение" такого ребёнка быть осознанным?

Возьмём для примера девочку, радостно улыбающуюся и болтающую с приятным мужчиной, которая вскоре садится ему на колено и разводит ноги. Если мужчина имеет педосексуальные влечения, он может быть склонен счесть это "соблазнением", в то время как ребёнок может совершенно не осознавать, каким образом взрослый интерпретирует события. Она может демонстрировать всю "невинность" детства в традиционном смысле этого понятия (пусть даже при всём при этом девочка весьма сексуализирована и знает, как самостоятельно достичь оргазма).

Распространённое предубеждение состоит в том, что эта возможность недопонимания непременно является чем-то плохим, но это совсем не обязательно. Обычно в формировании педосексуальной привязанности, как и в случае привязанности между взрослыми, реальное поведение сторон развивается не рывком, а последовательно. На каждой стадии участники "договариваются" с помощью намёков и сигналов, вербальных и невербальных, с помощью которых один участник показывает другому, что приемлемо, а что нет.

В нашем примере мужчина может начать, похвалив трусы девочки, и гораздо более вероятно, что он попытается перейти на следующую стадию, если она обрадуется в ответ на его слова, чем если она покраснеет и сведёт ноги. Несмотря на "ошибку" в попытке истолковать её поведение как сексуальное соблазнение, он, тем не менее, может быть прав, постепенно выяснив, что девочка любит прикосновения и считает, что очень здорово, когда её щекочут под трусами.

К тому же стоит помнить, что хотя "сексуальное" поведение ребёнка может не быть сексуально мотивированным, это не значит, что она совершенно не осознаёт своей способности привлекать. Она уже может специально использовать эту способность для получения внимания и любви. Различные исследования "жертв-соучастников" показывают, что дети этой категории обычно жаждут именно любви. В близости изобилующих телесным контактом отношений, педосексуал даёт как раз ту самую любовь, которую ребёнок так желает.

Тем не менее, как я уже говорил, потенциал неправильной интерпретации сексуально окрашенных намерений обычно приводится как аргумент против педосексуальных отношений и вообще против взгляда на детей как на людей, обладающих сексуальностью. Некоторые считают, что любое признание их сексуальности способно подтолкнуть тех, кто может прийти к ложным заключениям. Вполне очевидно, что в нашем обществе существуют люди, ведущие себя вызывающе в сфере межполовых взаимодействий и по большей части это мужчины. Почти каждой женщине приходилось переживать неприятные моменты проявления мужского нахальства, от свиста в свой адрес, задирания юбок, шлепков по ягодицам до, в отдельных случаях, изнасилования. Феминистки поспешили указать, что такое поведение в какой-то части может происходить не от ложных предположений о том, что приемлемо для женщин, а от полного безразличия к тому, что приемлемо, или даже от неприкрытой враждебности.

В любом случае факт в том, что мы живём в сексистском обществе. Социальная и сексуальная среда, в которой воспитываются мужчины, поощряет у них такое надменное, агрессивное и потребительское отношение, в котором их же и обвиняют. И также, согласно тому, что можно ожидать в таком обществе, очевидным фактом является то, что некоторые дети подвергаются агрессивному принуждению к сексуальным контактам.

Однако я хотел бы показать, что в добровольных педосексуальных отношениях, в противоположность насильственным, есть достаточно того, что предрасполагает к нежному, почти женскому типу сексуального выражения, вместо того, который соответствует мужскому стереотипу доминирования и агрессии. Добровольные близкие отношения между взрослым и ребёнком существуют в реальности, но многие этого не осознают именно потому, что общество не делает различий между этими отношениями и теми, которые навязываются насильственным путём. Этот абсурд отражается в [британской] юридической формулировке "непристойное нападение" (indecent assault), которой описывается не только нападение в обычном смысле этого слова, но и случаи, когда ребёнок был согласен и, возможно, являлся инициатором, как нередко бывает.

В большинстве случаев сексуальный контакт между взрослым и ребёнком происходит не в результате агрессивного навязывания. В этом данные отношения аналогичны отношениям между взрослыми. Д. Дж. Уэсту пришлось признать в своей работе о педосексуалах следующее:

Коренным образом отличаясь от нестесняющихся в средствах сексуальных маньяков, их отношение к детям почти всегда отличается добротой и нежностью, а имеющие место сексуальные контакты, представляющие собой по большей части демонстрацию и прикосновение, аналогичны сексуальной активности, происходящей между самими детьми.2

В одной из наиболее известных работ о педосексуальности "Paedophilia and Exhibitionism: A Handbook" авторов Мора, Тёрнера и Джерри даётся несколько цифр, показывающих вопрос насильственного секса в перспективе:

В отношении половых сношений с детьми с использованием принуждения доступно лишь совсем мало статистического материала и тот отрывочен. Revitch et al. (1962), сообщавший о сексуальных преступлениях против детей, зафиксированных в государственном диагностическом центре, отмечает, что "эти преступления сравнительно нечасты, хотя они упомянуты в литературе". Из этого можно заключить, что среди 836 совершивших преступления против детей, наблюдавшихся в этом центре, таких случаев не было выявлено ни одного. Мириам Дарвин в исследовании 74 детей, ставших жертвами преступлений в Калифорнии, не смогла найти ни одного случая, когда использовалось бы насилие.

В отдельной работе Мора и Тёрнера3 авторы пытаются лопнуть мыльный пузырь паранойи, порождённой этим вопросом:

Случаи педофилии (дословно "любовь к детям") порождают наиболее сильные реакции народных масс, по крайней мере, в нашем обществе. Несмотря на полувековое просвещение идеями Фрейда о младенческой сексуальности и несмотря на изменение взглядов на почти все остальные сексуальные девиации, отвращение и страх перед педофилией не уменьшились. Родители, школа и общественные организации постоянно твердят детям опасаться незнакомцев и не доверять любому, кого они не знают. К сожалению, представляемая ими картина обычно не согласуется с фактами большинства случаев преступлений против детей и поэтому не даёт детям почти никакой защиты. Опасность внушения ксенофобии и параноидальных страхов может оказаться более серьёзной для воспитания детей, чем контакты с педофилами.

Вполне разумно предупредить ребёнка, чтобы тот не соглашался на предложения незнакомых людей прокатить его, но факт остаётся фактом, что незнакомцы лишь в редких случаях вступают в сексуальные отношения с детьми, взрослый участник обычно является родственником, соседом или другим знакомым из окружения ребёнка.

Случаи убийства детей с сексуальным подтекстом получают огромную огласку, которая сама по себе хоть и объяснима, но именно она ответственна за абсолютно ложный стереотип педосексуала в общественном сознании. Обычно это "картина нападения в тёмном переулке на ничего не подозревающего ребёнка, при котором нападавший лишь по стечению обстоятельств не прибегнул к изнасилованию или даже убийству". Хотя неоднократно проведённые исследования (см. Radzinowicz, 1957) однозначно показали, что сексуальные преступники склоняются к одному виду сексуального поведения, обычно к какому-то совершенно конкретному, и очень редко когда переходят к более тяжким видам, данный факт встречает серьёзное сопротивление даже у информированной публики. Редкие исключения из этого правила получают огромную огласку и в стране численностью 50 миллионов даже редкое событие происходит примерно раз в месяц. Такие стереотипы глубоко влияют на взгляды родителей.4

В следующих главах я рассмотрю более тонкие аспекты вопроса агрессии, например тот момент, когда она сливается с неуместным понуждением, основанным на авторитете взрослого. Давайте на минуту рассмотрим виды сексуальной активности, предпочитаемые педосексуалами. В наиболее обширном из всех исследований лиц, судимых за сексуальные преступления, Пол Гебхард5 представил цифры, показывающие соотношение видов сексуальной активности, имевших место в процессе этих "преступлений". (Как я уже отмечал ранее, нужно всегда учитывать, что эти сведения, как и большинство научных данных по данному вопросу, основаны на преступлениях, закончившихся обвинительным приговором и поэтому в них большой перекос в сторону отношений, приведших к тому, что ребёнок пожаловался на действия взрослого.)

Гебхард установил, что с девочками до 12 лет преобладали действия, не включавшие в себя половое сношение. Таких действий было ни много ни мало 94%, и большинство из них заключалось в манипуляциях с половыми органами. В отношении мальчиков до 12 лет эта цифра была ещё больше. 97% действий не было связано с анальным сношением, из них 45% представляли собой действия руками с половыми органами, а орально-генитальные акты - 38%. Гебхард выделил в отдельную небольшую, но существенно отличающуюся группу те преступления, где присутствовала агрессия против девочек. В тех случаях, где присутствовала какая-то доля насилия или принуждения, попытки полового акта совершались в 23% случаев и из них в 23% акт реально произошёл. Интересно, что случаев агрессии против мальчиков было столь мало, что Гебхард не счёл необходимым включать их в отдельную категорию.

Большая часть педосексуалов интересуется детьми старшего возраста. Опрос среди членов британской организации PIE показал, что педосексуалы мужского пола склонны предпочитать мальчиков от 11 до 15 лет и девочек от 8 до 11. Эти цифры близки к данным исследований Мора, Тёрнера и Джерри, а также других учёных. Совсем немногих педосексуалов привлекают новорождённые или младенцы, и, хотя определённый интерес к 5 или 6-летним существует (в качестве минимально интересующего возраста)6, предпочитаемый возраст значительно выше.

Для тех, кто считает добровольные сексуальные отношения безвредным и приятным занятием, вопрос возраста не стоит, но исследование фактов породило одно интересное замечание, высказанное Кейтом Хоузом, готовившим опрос для PIE. Он заметил корреляцию между распределением возрастного предпочтения педосексуалами мальчиков и гистограммой Кинси, показывающей процент мальчиков, участвовавших в сексуальных играх в каждом возрасте доподросткового периода. Распределение было очень похожим, из чего напрашивается вывод, что, если британские мальчики чем-то похожи на американских, педосексуалы испытывают наибольшее влечение к тем возрастам, в которых мальчики наиболее сексуально активны.

Словами самого Хоуза:

Можно заключить, что именно интерес к сексуальной активности со стороны ребёнка является тем, что запускает влечение у педосексуала.

Это может быть справедливым и в гетеросексуальных отношениях. Возрастной диапазон привлекательности педосексуальных мужчин находится несколько ниже по возрасту, а, по словам Кинси, доподростковая сексуальная активность у девочек начинается раньше, чем у мальчиков.7

Ранее я привёл факты, показывающие общий принцип сексуальных отношений между взрослыми и детьми. В рамках этого принципа критически важно различать взрослых, реально предпочитающих детей в качестве сексуальных партнёров, и тех, для кого дети не являются основным объектом предпочтения. Есть основания считать, что агрессивное, сексистсткое использование девочек как сексуальных объектов, присуще по большей части мужчинам со "стандартной" ориентацией, предпочитающих взрослых женщин. Эти преступники часто склонны к нарушению закона и по несексуальным статьям. Во время совершения преступления они часто пьяны и, находясь дома, используют ребёнка как доступную и неспособную к сопротивлению замену взрослому партнёру, которого они предпочитают. Да и далеко не все из совершивших неагрессивные преступления предпочитают детей: среди них много мужчин, переживающих стресс в результате развода, алкоголь также играет большую роль в их преступлениях, после которых обычно следует период "похмелья", сопровождающийся сильным чувством вины.8

Я не хочу сказать, что преступники, для которых дети являются предпочтительными сексуальными объектами, автоматически должны считаться "высшим классом". Нет оснований полагать, что сексуальная ориентация каким-то незримым образом определяет качества человека. Но есть основания полагать, что многие из предпочитающих детей стремятся к взаимопониманию с ними, чего нет у тех, для кого дети являются просто заменителем. Неудивительно, что предпочитающим детей взрослым нравится проводить много времени в их компании, они стараются узнать детей получше и дружелюбно относиться к ним.

Подобно мужчинам-натуралам, которым приходится прилагать большие усилия, чтобы произвести хорошее впечатление на потенциальных сексуальных партнёров (ведь даже в нашем сексистском обществе изнасилование не является нормой), педосексуалы проходят тот же путь. Сознавая что их сексуальное предпочтение направлено на детей, они также оказываются способны на то, чтобы дети им нравились и они их любили - любовная реакция вырастает из эротической. Д. Дж. Уэст отметил это в своей работе о педосексуалах:

Их искреннее восхищение объектами своего сексуального желания иногда приводит к удивительным актам щедрости с целью сделать ребёнка счастливым или улучшить его будущее.9

Этот благожелательный взгляд находит своё подтверждение в недавнем исследовании К. Хоуэллса, объектом которого были люди, совершившие неагрессивные преступления против девочек:

Я думаю ... что дети нравятся этим педосексуалам не только с физической стороны; это согласуется с предположением, что совершающие такие преступления люди могут испытывать чувство симпатии к жертве. Если вы готовы поверить во всё, что угодно, только не в то, что совершающий сексуальное нападение человек может испытывать симпатию к жертве, я хочу отметить, что в предыдущем исследовании мной были получены результаты, показывающие, к примеру, что некоторые насильники совершают свои преступления в состоянии сильного гневного возбуждения и стремятся причинить боль, а не добиться сексуального удовлетворения.10

Это приводит нас к тому, что мы подразумеваем, говоря о педосексуальности, потому что, как взрослые могут ошибочно интерпретировать поведение детей как "сексуальное", так и взрослые с другой ориентацией могут ошибочно счесть "сексуальными" намерения педосексуалов. Само слово "педофилия" обладает медицинским оттенком, что не удивительно, поскольку Краффт-Эбинг ввёл термин "paedophilia erotica" в процессе разработки обозначений, когда ему потребовались названия для всего множества сексуальных "болезней". По ряду обоснованных причин многие сексуальные радикалы полностью отвергают медицинские категории, которые со времён Краффта-Эбинга создали картину "гомосексуалиста" и "педофила" как клинических субъектов. Поскольку медицинские обозначения используются в деле репрессий против сексуальных меньшинств (не говоря уже о грубом искажении реальности, которые простые названия накладывают на такую сложную область), я согласен, что от них следует отказаться, но обозначения также могут быть использованы аналитически с позитивной точки зрения.11

Краткий Оксфордский словарь12 трактует слово "педофилия" как "сексуальная любовь, направленная на ребёнка". Интересно, что бесконечно сложное слово "любовь" нашло место в этом определении. И я очень рад этому. Оно мне больше по душе и гораздо лучше описывает мои чувства, чем бесцветная альтернатива "сексуальное влечение к ребёнку". Использование слова "любовь" автоматически исключает возможность использования "педофилии" в контексте "сексуальной ненависти к ребёнку", т.е. секс, основанный на враждебности, вроде того, что происходит при садистском изнасиловании или убийстве ребёнка.

В психиатрической литературе можно найти и ещё более подходящее определение. Там педофил определяется как человек, "нуждающийся в сотрудничестве ребёнка того же или противоположного пола для достижения сексуального удовлетворения"13. Здесь описано то, что Дэвид Суонсон называет "классическим педофилом", чьей основной характеристикой является наличие постоянного и часто эксклюзивного интереса к детям как к сексуальным партнёрам.14

Под "сотрудничеством" здесь подразумевается то, что педосексуала возбуждают ситуации, в которых ребёнок сексуально активен. Ещё в 1912 году это было отмечено в важной и часто упускаемой из виду работе Молля, в которой он пишет:

Прикосновение к половым органам ребёнка играет основную роль часто по той причине, что сам преступник способен получить сексуальное удовлетворение только путём сексуального возбуждения ребёнка и наблюдения за этим возбуждением.15

Полагаю, что важность этого утверждения очевидна. Вероятность сексуального возбуждения у детей гораздо выше в расслабленной и радостной атмосфере в компании любящего педосексуального взрослого, чем когда их запугивают. Педосексуал практически вынужден стремиться к тому, чтобы они чувствовали себя уверенно, для достижения сотрудничества. При всём при этом, помимо большой вероятности, что он в действительности любит детей, у него есть другая мощная причина стремиться к хорошим отношениям с ними. Он хочет нравиться детям и, скорее всего, относится к ним как к тем, кого социологи называют близкими людьми, "спутниками жизни". Чарльз МакКаи пришёл к такому заключению:

В плане взаимодействий некоторые взрослые относятся к детям как к близким людям, чьё мнение и одобрение критически важно для формирования образа себя у взрослого. Некоторые взрослые не хотят ставить под угрозу свой внутренний образ путём совершения поступков, способных подорвать доверительное отношение ребёнка. Поэтому мы сочли, что среди совратителей, относящихся к детям как к близким людям, преступления будут такого характера, чтобы не нанести вред ребёнку и не потерять его доверие.16

МакКаи в своей работе идёт дальше и развивает эту идею: те, кто относятся к детям как к близким людям, в межличностных контактах и сексуальных отношениях будут вести себя с ними более приемлемо, чем другие взрослые. Он проверил гипотезу, по которой они будут фактически иметь больше взаимодействий с детьми, чем другие люди, совершающие подобные преступления. И действительно так и вышло: "Как и ожидалось, ни один из совратителей, имевших много взаимодействий с детьми, не использовал принуждение в какой-либо форме, в то время как около трети тех, чьи взаимодействия были минимальны, прибегали к принуждению".

Есть большое искушение развить образ педосексуала (хотя никакого единого образа не существует) путём обращения к целому ряду вопросов, которые часто задаются и к которым обращались исследователи. Некоторые такие вопросы весьма интересны17, но основной характеристикой тех, что задаются наиболее часто, является то, что они происходят от глубинных антисексуальных страхов. То же относится и к вопросам о "жертве", классическим примером которого является избитое "не станет ли совращённый мужчиной мальчик гомосексуалистом?". Радикальный ответ состоит не в том, чтобы сослаться на результаты исследований, доказывающих обратное (при том, что такие исследования действительно существуют), а сказать "Даже если это так, ну и что? Что плохого в гомосексуальности?". Только когда такой ответ станет приемлемым, мы основательно встанем на путь к сексуально свободному обществу. Мы достигнем его, только когда люди перестанут задавать этот вопрос.

В то же время, касаемо этого конкретного вопроса, я думаю, такой бестактный ответ неприемлем, поскольку есть весьма умные, либерально настроенные люди, испытывающие в то же время ужасный страх от одной мысли, что их собственные дети могут стать гомосексуалистами. Как и в других подобных случаях, нет ничего хуже, чем этот страх, он же и является единственной проблемой, хотя не от каждого человека можно ожидать осознания данного факта.

Позвольте мне пролить бальзам на раны: свидетельства однозначно показывают, что педосексуальное соблазнение не приводит к развитию гомосексуальной ориентации у мальчиков (и девочек). Пожалуй, для большей весомости мне достаточно только процитировать сведения из отчёта Уолфендена:

Распространённым взглядом, получившим большое хождение среди полиции и свидетелей в судебных процессах, является мнение о соблазнении в детстве как об определяющем факторе для формирования гомосексуальности, и мы осведомлены о вкладе данного взгляда в общую обеспокоенность родителей и учителей. Мы не нашли убедительных доказательств в поддержку этого убеждения. Наши респонденты единогласно заявили, что соблазнение не оказало особого влияния на формирование устоявшихся предпочтений... гомосексуального поведения и из других источников мы также не получили никаких свидетельств, противоречащих их суждению.18

Ганьон и Саймон отметили, что психосексуальная ориентация и реакции в любом случае не определяются в результате конкретно сексуальных взаимодействий, они определяются, скорее, через несексуальные взаимодействия в раннем детстве. Примерно к возрасту 6 лет у детей уже имеются вполне развитые понятия, какое поведение является мужским, а какое женским, и какой принцип поведения "правильный" в том и другом случае.19

Более общие страхи в отношении "жертвы", особенно в вопросе получения им или ей психологической травмы в результате рассматриваемых отношений, по меньшей мере частично возникают от навязывания самого понятия "жертва" во все детско-взрослые сексуальные отношения, вне зависимости от того, мягкие они или с применением силы, нравятся или не нравятся ребёнку. Вершина абсурда в цеплянии за ложное противоречие между "совратителем" и "жертвой" содержится в термине, упоминавшемся ранее, а именно "жертва-соучастник". Исследователи, принявшие для использования этот любопытный термин, вероятно, сочли, что им нужно пойти на уступки ортодоксальному мышлению: невозможно ожидать от общества, что оно сразу поймёт идею детско-взрослого секса, в котором нет виктимизации.

Возможно, потому, что мужчины предполагаются основными источниками этой виктимизации, женщины более склонны цепляться за образ ребёнка как жертвы. Однако, что самое смешное, наибольший вклад в разрушение этого мифа сделали два исследователя - женщины.

Одной из них была Лоретта Бендер. Вслед за её описанием группы сексуально активных детей20 последовало повторное исследование той же группы, проведённое через 16 лет21. В нём ставилась цель выяснить наличие какого-либо заметного психологического вреда, выраженного в невозможности построить удовлетворительную взрослую жизнь в сексуальной и других сферах. Л. Бендер не выявила никаких проблем, которые, по её мнению, могли бы быть обоснованно связаны с сексуальной активностью в детстве. Помните 7-летнюю Вирджинию, у которой был секс с вахтёром? Эта связь не привила ей отвращение к сексу на всю жизнь и не сделала её нимфоманкой. Она стала медсестрой, в возрасте 21 года вышла замуж и, как написано в исследовании, "стала счастливой женой и матерью". К сожалению, в работе Л. Бендер не показывается, был ли какой-то долговременный эффект от чувства вины, которое она пыталась во время "лечения" в больнице привить Вирджинии за её сексуальную активность. Стала ли отруганная в детстве женщина склонной к ругани матерью, помешанной на том, чтобы навязать своим детям чувство вины в отношении всего, что связано с сексуальностью?

Психологические последствия "сексуальных нападений" на детей были исследованы Линди Бёртон22 с куда большей научной точностью (на что исследования Л. Бендер никогда не претендовали). Хотя в исследование Л. Бёртон вошло некоторое количество эпизодов, действительно заслуживающих названия "сексуальное нападение", она скрепя сердцем вынуждена была подчеркнуть, что в остальных отношения были обычно добровольными. Она исследовала 41 ребёнка, на которого было совершено сексуальное нападение, и контрольную группу их сверстников. 6 из 41 были мальчиками, 35 - девочками. В период совершения преступления большинству из них ещё не было десяти и только четверым было 10 и более лет. Преступник был обычно соседом или другом родителей ребёнка (15 эпизодов) или человеком, знакомым ребёнку, но не его семье (17 эпизодов). Чаще всего это были рабочие или торговцы, к которым у детей была привычка ходить или которым помогать. Обычно эпизод происходил в доме этого человека, у него на работе или дома у ребёнка.

Л. Бёртон использовала в отношении этих детей две шкалы личностной адаптации. Первой из них была Бристольская шкала социальной адаптации (Bristol Social Adjustment Scale), позволяющая выявить тенденции ребёнка к эмоциональной неустроенности по записям школьных учителей. Второй шкалой являлся Thematic Apperception Test (TAT) - стандартный личностный тест, используемый психологами. В этом тесте ребёнок должен был придумать истории на основе набора картинок. На основании тем этих историй психологи считают возможным узнать что-то о страхах, потребностях и эмоциях ребёнка. Всех детей тестировали дважды с годичным интервалом. Первый тест проводился в среднем спустя 2 года после нападения.

В результате этих тестов Л. Бёртон смогла выявить явные характеристики личности, отличавшие переживших "нападение" детей от их сверстников:

Возможно, наиболее существенной характеристикой этих детей является их стремление получить проявления любви. Эта характеристика была отмечена учителями (которые не знали о сексуальном эпизоде) как во время первого теста, так и во время второго теста, через год. Наиболее частым комментарием об их поведении было то, что эти дети стремились сблизиться с учителем и находиться как можно больше времени рядом с ним. Кроме того, о них сообщалось как о стремившихся приносить учителю разные вещи, всегда находя причины обращаться к нему по каким-то вопросам, стремившихся быть вместе с коллективом, пытавшихся быть центром внимания и ярко одеваться.23

Хотя она говорит о возможной причине стремления получать проявления любви, состоящей в необходимости быть ближе к знакомым взрослым после неприятного переживания, Л. Бёртон также признаёт совершенно другую альтернативу (которая, по её словам, подтверждается другими исследованиями24), состоявшую в том, что недолюбленные дети проходят через сексуальные эпизоды в своём поиске этой любви. Бёртон также заключает, что нельзя игнорировать и ещё одну возможность:

Стремление получить проявления любви, наблюдавшееся в этом исследовании, также может показывать попытку со стороны ребёнка заменить взрослого, который у него был в сексуальных отношениях. Как показали многие предыдущие исследования, дети не всегда рассматривают сексуальный контакт как неприятный и многие дети получают немало удовольствия от чувства, что взрослый их любит и желает. По этой причине, презрение ребёнка к властным фигурам, наблюдавшееся в классе25 могло происходить от его неприятия ко всем тем, кто, возможно, мог бы осудить его отношения с взрослым другом.

Работа Л. Бёртон не проводилась с целью выявить мотив стремления получить любовь взрослых, однако, если говорить конкретно о её исследовании, приведённые выше комментарии являются лишь абстрактными рассуждениями. Куда более важно её общее заключение:

Как оказывается, сексуальное нападение не оказывает крайне негативного влияния на личностное развитие ребёнка, что следует из его поведения. Поэтому мы вынуждены заключить, что обследованные дети почти не имели продолжительных страхов или тревожности в результате сексуального опыта.

Также интересны результаты некоторых исследований26, которые показали, что среди всех жертв "сексуальных нападений" быстрее всего удаётся оправиться не "жертвам-соучастникам", а тем, кто стал жертвой случайно. В число последних входят пострадавшие в истинном смысле этого слова, т.е. пережившие нападение в парке, детской площадке и т.п. Однако, данный парадокс легко объясним. Случайные жертвы нападений обычно получают большое сочувствие родителей и поддержку в связи со случившимся. С другой стороны, ребёнку, "попавшемуся" на отношениях со взрослым, вероятно, будут навязывать чувство вины за эти отношения. Особенно стараться будут родители, старающиеся подавить неприятные мысли, что в возникновении этой связи со взрослым изначально виноваты они сами (особенно в части недодачи ребёнку родительской любви). Проблема слегка усложняется тем фактом, что некоторые "жертвы-соучастники" происходят из семей, где не уделялось никакого внимания господствующим в обществе сексуальным устоям. Выходцы из таких семей представлены в чрезмерной пропорции в исследовании Л. Бендер и, возможно, в меньшей степени, в работе Л. Бёртон. Так что мы не должны особо удивляться комментарию Л. Бёртон: "Как группа эти пережившие сексуальное нападение дети... не показали особой степени чувства вины или тревожности после произошедшего с ними...".

Однако реальные проблемы могут быть гораздо серьёзнее в случаях, когда родители являются ярыми поборниками "морали" и не очень хорошими в плане проявлений тепла и любви к своим детям.

Как правило, вред начинает ощущаться в истеричной реакции родителей, когда они только узнают о произошедшем. Отец Майкл Ингрэм - католический священник и детский психолог - описал процесс во всём его ужасе с момента получения информации родителями и до судебного вердикта:27

Возьмём случай 11-летнего мальчика, родители которого услышали его разговор с братом, где он рассказал о мужчине, который "занимается с ним сексом". Состоялась семейная сцена: мать плакала, отец ходил из стороны в сторону и клялся "убить мерзавца". Вызвали полицию. Мальчика вновь и вновь допрашивали оба родителя и сотрудники полиции. Его отвезли в полицейский участок, где велели спустить штаны. Врач осмотрел его половой орган, оттянув крайнюю плоть. Мальчику велели наклониться, в то время как врач ввёл ему в задний проход свой палец с предварительно надетым смазанным напальчником. Мужчине предъявили обвинение, он отверг его, и мальчик был допрошен судьями. Мужчина был отпущен под залог и, чтобы предотвратить дальнейшие встречи с мальчиком, был отправлен к родственникам в Ирландию до суда, который должен был состояться через 3 месяца.

По видимому, произошло то, что мальчик был лишён любви со стороны родителей, которые были холодными и безучастными. Он часто позволял мужчине обнимать его, иногда при этом взрослый трогал его под брюками. Если вы можете сделать усилие по обузданию чувства отвращения, которое это могло вызвать, и подумать о возможном вреде для мальчика от недостатка родительской любви, от необходимости терпеть негодование, пугающие допросы и, более всего, подвергнуться со стороны врача повторению всех действий, вызвавших эти неприятности, вы сможете понять, что преступник был последним из тех, от кого мальчику была нужна защита. По словам участвовавшего в данном деле психиатра: "Если мальчик не был жертвой мужеложства со стороны взрослого друга, то он уж точно стал ей из-за действий врача.28

Ингрэм продолжает:

Подсудимый был посажен в тюрьму, где он притворился отбывающим срок за кражу. Его поместили в обычную камеру. Когда стало известно, за что именно он сидит, его избили, нанеся серьёзные травмы. Мужчина потерял работу, разорвались его связи с семьёй и добровольной общественной работой, которую он выполнял. Он сделал очень многое для местной общины, особенно для детей, и всё это было забыто. В возрасте 26 лет он стал человеком с искалеченной судьбой лишь за то, что дал мальчику слишком много любви.

Спустя 9 лет мальчику уже 20. Это холодный, подавленный, боящийся секса, изолированный и не имеющий друзей человек, сидящий на антидепрессантах, делающих его состояние хоть как-то выносимым.

Читатели могут вспомнить дело 1977 года, когда учительницу судили в Льюэсском королевском суде за половое сношение с учеником 11 лет. Она была оправдана, следовательно, мы должны заключить, что в реальности секса не было, несмотря на показания мальчика об обратном. Тем не менее, любовная связь между ними была очевидна - обмен любовными письмами и признаниями, а ребёнок показывал все признаки положительного восприятия отношений.

Всё это быстро поменялось с вмешательством правоохранительных органов. По стечению обстоятельств, отец мальчика был полицейским. Когда он случайно, не по жалобе сына, узнал об этой связи, он посчитал, что в интересах общества сына следует заставить дать против неё показания. В результате мальчику пришлось пройти через всю процедуру полицейских допросов, его отец признал, что допрашивал его с пристрастием, как любого другого свидетеля, и пока дело дошло до суда, пришлось ждать девять месяцев. За это время он мог бы спокойно отойти от якобы "ужасов" приятных отношений. Возможно, что мальчик пережил бы первичный допрос, но вместо этого ему пришлось переживать всю историю его связи с женщиной под пристальным вниманием судей. Ему пришлось занять место свидетеля в судебном заседании, где места для прессы были заполнены журналистами, записывающими каждую мелочь, и, по-видимому, самое худшее - ему пришлось лицом к лицу общаться с адвокатом защиты, чьей задачей было запутать его и выставить лжецом.

Неудивительно, что для него это было чрезмерной нагрузкой. Он несколько раз начинал плакать, находясь на месте свидетеля, только для того, чтобы непременно быть возвращённым назад для следующей встречи со своими мучителями. И всё это во имя защиты ребёнка! В конечном итоге обвинение проиграло дело, результатом процесса было лишь клеймление мальчика как лжеца, и переживания на первый взгляд доброй и любящей женщины, которую выставили дурой или кем похуже.

С некоторой степенью символичного идиотизма, который полностью резюмирует этот дикий подход к "защите детей", отец после вердикта заявил, что его план действий был правильным и "Я бы снова заставил своего сына пройти через это". Ради чего, спрашивается?29

Хорошо только, что не все участники процесса преследования за эти преступления столь догматично настроены. В письме газете "Таймс"30 полицейский врач с 25-летним стажем, поделился созвучным словам Ингрэма высказыванием, что в большинстве педофильских процессов юридические процедуры наносят детям больше вреда, чем пользы, и этот врач был честен и достаточно смел, чтобы признать вклад в общий вред осмотров детей, которые он был обязан проводить все эти годы.

Такая просвещённость является редкостью и обычно судьба детей и их взрослых возлюбленных незавидна, если в дело привлекли полицию. Среди сведений, хранящихся в организации PIE, есть рассказ о 15-летнем педосексуальном юноше, которого избивали каждый день его пребывания в изоляторе предварительного заключения Рисли близ Манчестера. Некоторые заключённые царапали его спину заточенными расческами, и юноша совершил попытку самоубийства.

В 1960 годах в агентство по консультированию гомосексуалистов обратился клиент под псевдонимом Джек и рассказал такую историю. В возрасте примерно 40 лет у Джека были сексуальные отношения с 16-летним юношей. Юноша был арестован в связи с другой связью и допрошен полицией. Под давлением он выдал имена других мужчин, включая Джека. Из-за этого спустя некоторые время юноша совершил самоубийство. Когда полиция арестовала Джека, ему сказали: "Ваш юный друг покончил с собой; возможно, это лучшее, что он мог сделать". Джек, любивший своего друга, вскоре сам совершил попытку самоубийства и повторял её несколько раз после этого.

Даже в просвещённой Голландии известны случаи давления на детей со стороны полиции с целью выбить из них признания в сексуальных отношениях со взрослым, хотя такие инциденты сейчас случаются гораздо реже, чем в прошлом. Эдвард Бронгерсма пишет:

Всего три года назад в нашей собственной стране 13-летнего подростка допрашивали в отделении полиции с 9 утра до 17:00 в маленькой камере с решётками на окнах с целью выбить из него показания. Он упрямо повторял, что ничего не было, до того момента когда следователь сказал: "Ну хорошо. Если ты и дальше будет лгать, нам придётся отпустить твоего друга. Но твой отец сказал мне, что он подкараулит этого парня и убьёт его. Тогда твой друг будет мёртв, а отец получит 15 лет тюрьмы за убийство. И всё только потому, что ты продолжаешь лгать". В ответ на это подросток рассказал всё, после чего впал в состояние глубочайшей психической подавленности.31

В США ситуация гораздо хуже. Журналист NBC Робин Ллойд сообщил32, что известны случаи, когда полиция не гнушалась ничем, чтобы выбить из детей признание их сексуальных связей со взрослым. В одном деле признание было получено путём подвешивания мальчика за ноги над утёсом до момента, когда тот заговорил. В этом случае не составляет никакого труда счесть ребёнка жертвой, но отнюдь не сексуальных отношений со взрослым.33

Не правда ли странно, что общество проповедует заботу о детях и с рвением стремиться удержать его/её от сексуальности взрослых в качестве выражения этой заботы. Однако, когда - неважно каким образом - становится известно о сексуальных контактах, подлинные интересы ребёнка идут к чёртовой матери. Родители или полиция могут читать ребёнку нотации, подвергнуть медицинскому обследованию, тасканию по судам и запрету видеться с подозреваемым взрослым другом. Какая забота, чёрт возьми!

В этой главе сделана попытка подвергнуть сомнению две связанных концепции: взгляд на педосексуала как на непременного совратителя или будущего совратителя, и взгляд на ребёнка как на жертву в абсолютно всех случаях. Вопрос того, как ребёнок может стать жертвой в результате физических повреждений, в противоположность психологическим, будет рассмотрен в 6 главе в связи с предложением организации PIE по возрасту сексуального согласия.


1 См. множество работ John Gagnon и William Simon, ссылки на которые приведены в Библиографии.

2 D.J. West, Homosexuality Re-examined, Duckworth, London, 1977.

3 J.W. Mohr and R.E. Turner, Sexual Deviations, Part IV: Paedophilia', Applied Therapeutics, Vol. 9, No. 4,1967, pp.362-5.

4 T.C.N. Gibbens and J. Prince, Child Victims of Sex Offences, Institute for the Study of Delinquency, London, 1963.

5 Gebhard, op. cit., p 819.

6 F. Bernard, 'An enquiry among a group of paedophiles', Journal of Sex Research, Vol. 11, No.3, 1975, pp. 242-55.

7 См. Kinsey, Sexual Behaviour in the Human Female, op. cit., p. 110.

8 См. Gebhard, op. cit.

9 West, op. cit., p. 214.

10 K. Howells, 'Some meanings of children for paedophiles', paper presented at the International Conference on Love and Attraction, Swansea, 1977.

11 Термин "педофилия эротика" почти всегда сокращается в медицинском применении до "педофилия". При отсутствии слова "эротика" теряется аспект, который мог бы подсказывать несексуальную привязанность к детям.

В действительности данное слово использовалось в этом смысле, хотя и редко. Розмари Гордон (в работе Kraemer et al., The Forbidden Love, Sheldon Press, London, 1976) говорит о "позитивной педофилии": чувства, демонстрируемые нежностью и ласковым отношением, проявляемым взрослыми людьми и животными по отношению к детёнышам, при отсутствии попыток сексуального сближения (хотя некоторая степень сексуального влечения в этом случае возможна).

"Педерастия" является более старым, но не древним словом (впервые оно появилось в литературе 17 века). Оно, несомненно, несёт сексуальный смысл из-за присутствия греческого корня erastes, означающего "(сексуальный) любовник". В Оксфордском словаре оно уничижительно трактуется как "содомия с мальчиком" и, следовательно, описывает конкретный акт, а не предрасположенность или ориентацию.

Сейчас это слово реже используется, чем в прошлом, особенно в прошлом веке, когда оно было практически синонимом "содомии", поскольку "мальчик", о котором шла речь, мог быть как ребёнком, так и молодым мужчиной.

Первая часть обоих слов начинается с pais, что означает "мальчик", но только в слове "педофилия" эта часть была обобщена, чтобы обозначать детей обоих полов. Кроме того, "педофилом", в отличие от "педераста", может быть и женщина. Обычно считается, что только взрослый может быть "педофилом" или "педерастом".

Ни тот ни другой термин не применяется в отношении детей, вступающий в сексуальные контакты друг с другом, хотя сексуальное влечение подростков к детям называется педофилией (см. во 2 главе) и Лоретта Бендер описывает 10-летнего мальчика, которого 13-летний подросток "научил педерастии".

В английском языке нет слова, описывающего ребёнка, испытывающего сексуальное влечение к взрослым. Поскольку дети способны к достаточно разнообразным видам сексуальных реакций, такое слово будет фактически бессмысленным. Иногда влечение взрослых к подросткам называют "гебефилией" или "эфебофилией" (в отличие от влечения к допубертатным детям).

12 Sixth edition, 1976.

13 S. Lorand and H. I. Schneer, 'Sexual deviations', in A. M. Freedman et al. (eds), Comprehensive Textbook of Psychiatry, Williams & Wilkins, Baltimore 1975.

14 D. W. Swanson, 'Who violates children sexually?' Medical Aspects of Human Sexuality, February 1971, pp. 184-97. Некоторые идут дальше и предлагают, чтобы слово "педофил" использовалось только в отношении тех, чей любовный импульс в отношении детей имеет большУю важность. В Голландии есть течение, придерживающееся такой точки зрения. Loes Rouweler-Wutz считает, что "педофилия - это состояние человека, в котором чувства влечения к детям, включая сексуальные чувства, столь важны для человека, что определяют всю его жизнь" (из диссертации 'Paedophiles in contact or conflict with society', Nijmegen, 1976, цитированной в работе, 'The legal status of the paedophile', by Edward Brongersma, представленной Psychiatric-Juridical Society, Amsterdam, 1977).

15 A. Moll, op. cit., p.224.

16 C.H. McCaghy, 'Child molesters: a study of their careers as deviants', in M.B. Clinard and R. Quinney (eds.), Criminal Behaviour Systems, Holt Rinehart & Winston, New York, 1967.

17 Меня часто спрашивают, каков процент педосексуалов во взрослом населении и к какому полу большинство из них испытывает влечение. Попытки ответить на оба эти вопроса наталкиваются на трудности с определением и практические затруднения в получении точных данных.

  • Можно ли назвать женщину педосексуалом, если её дико заводит быть родителем?
  • Что насчёт тех матерей, кто рассказывает о возбуждении в области половых органов во время кормления грудью?
  • Или как насчёт вполне себе гетеросексуальных отцов, к своему неудовольствию ощущающих у себя эрекцию, лаская своего маленького сына?
  • Нужно ли человеку испытывать эксклюзивное влечение к детям или самим называть себя педосексуалами, чтобы считать это обозначение применимым?
  • И кого мы считаем "ребёнком"?
  • Считаем ли мы верхней границей детства пубертат или слово "педофилия" должно охватывать также и влечение к пубертатным подросткам?
  • И наконец, учитывая все эти неоднозначности, не создаёт ли процесс присвоения обозначения ложного впечатления о существовании отдельных категорий людей, когда в действительности различия между ними куда менее важны, чем сходства?

Трудность в получении надёжных данных ещё более велика. Взрослых можно опросить о сексуальных предпочтениях с помощью анонимной анкеты. Также можно сделать выводы о реальных предпочтениях тех, чьё поведение приводит к судебному преследованию за сексуальные преступления против детей. Или мы можем опереться на профессиональный опыт психиатров, к которым педосексуалы обращаются за "лечением".

Ни один из этих методов, равно как и все другие, обсуждение которых я видел, не является удовлетворительным по ряду причин. Если обратиться конкретно к судебной статистике, то нельзя лишний раз не подчеркнуть, что она создаёт ложное впечатление, потому что большинство осуждённых за сексуальные преступления против детей не являются "классическими" педосексуалами, они предпочитают взрослых. Кроме этого, отношения лишь небольшой части педосексуалов раскрываются и доходят до суда.

Из активных педосексуалов, опрошенных П. Россманом лишь 1% когда-либо подвергался аресту (Parker Rossman, Sexual Experience Between Men and Boys, p. 13).

Эдвард Бронгерсма пишет: "В недавно опубликованном французском исследовании 129 мужчин (средний возраст 34 года) заявили, что имели сексуальные контакты с 11 007 мальчиками (в среднем 85 разных мальчиков на мужчину). Следовательно, законы, делающие такие контакты преступлением, являются на практике неэффективными. Эта чрезмерно большая цифра невыявленных преступлений показывает, что закон деградировал до чистого произвола в отношении совсем небольшого числа тех, кому не повезло. Согласно французскому исследованию, только один из трёх тысяч наказуемых актов становится известен полиции." (E. Brongersma, The legal status of the paedophile', работа представлена Psychiatric-Juridical Society, Amsterdam, 1977).

Сообщения взрослых о сексуальных контактах в их собственном детстве могут служить осмысленным источником в плане размаха педосексуальной активности, хотя они не способны особенно помочь в деле оценки общего количества педосексуалов по причине возможности нескольких контактов любым из этих взрослых. В результате опроса студентов Католического университета Неймегена 13% юношей и 18% девушек сообщили, что в детстве у них был как минимум один сексуальный контакт со взрослым (цитата по работе 'The unknown paedophile' by Edward Brongersma).

У Кинси были данные по 4 441 женщине, из которых 24% сообщили, что в доподростковом возрасте мужчины пытались обращаться к ним с сексуальными намерениями или имели с ними сексуальные контакты. Половина этих случаев (52% от этих 24) составляли случаи эксгибиционизма со стороны взрослого, а менее четверти (22% от 24) - генитальный контакт с ребёнком.

В опросе студентов Калифорнийского университета 30% юношей и 35% девушек сообщили о сексуальных отношениях со взрослыми в детском возрасте (J. Landis, 'Experience of 500 children with adult sexual deviation').

Паркер Россман (цит. выше, стр. 12) дал оценку, что среди американских мужчин насчитывается как минимум миллион тех, кто с возраста 21 года имел один или более сексуальных актов с мальчиками - подростками и добавил: "Помимо их есть ещё как минимум полмиллиона мужчин старше 21 года в США, кто ценит сексуальные игры с мальчиками и считает, что это не должно быть противозаконным. Также в будущем они один или несколько раз хотели бы вступить в незаконную сексуальную связь с мальчиками - подростками." Однако, он не указывает, как получены эти цифры.

В статистике правоохранительных органов Англии и Уэльса не делается различий по возрасту при учёте "непристойных нападений" (indecent assault), но последнее исследование научной группы британского МВД под руководством Р. Уалмсли и К. Уайта (Sexual Offences, Consent and Sentencing, Home Office Research Study No.54, HMSO, London, 1979, pp.30-32) показало, что в исследуемом году (1973) 88% партнёров/жертв мужского пола и 70% - женского пола в делах по "непристойному нападению" были младше 16 лет. В том году 802 человека (из них 8 женщин) были осуждены за непристойное нападение на жертву мужского пола и 3 006 (из них 6 женщин) - за непристойное нападение на жертву женского пола.

Также в 1973 году (там же, стр. 26-29) 640 мужчин были осуждены за незаконное половое сношение с девочкой младше 13, 14 и 15, а 121 - за то же преступление в отношении девочки до 13 лет. 135 мужчин были осуждены за сексуальные контакты с мальчиками до 16 лет.

18 Report of the Committee on Homosexual Offences and Prostitution, Cmnd. 247, HMSO, 1957.

19 W. Simon and J.H. Gagnon, On psychosexual development', in D. Goslin (ed.), Handbook of Theory and Research in Socialization, Rand McNally, Chicago, 1969. Anyone still in doubt should consult the following works listed in the Bibliography: Landis; Tolsma; West; the Speijer Report; Rainer et al.; Money and Tucker.

20 L. Bender and A. Blau, op. cit.

21 L. Bender and A.L. Grugett, A follow-up report on children who had atypical sexual experience', American Journal of Orthopsychiatry, Vol.22, 1952, pp.825-37.

22 L. Burton,Vulnerable Children, op. cit.

23 L. Burton, The assaulted child', New Society, 20 May, 1965, pp. 17-19.

24 См. особенно M. Ingram, A study of 92 cases of sexual contact between adult and child', British Journal of Sexual Medicine, Vol. 6, No.44, January 1979, p. 22f (Part 1), and Vol. 6, No.45, February 1979, p. 24f (Part 2).

25 Вероятно, этот комментарий сделан с целью охватить лишь тех немногих, кто презирает авторитеты - такое презрение выглядит несовместимым с тенденцией быть рядом с учителем, о которой было сказано выше.

26 В любом случае результаты следует интерпретировать с осторожностью. Калифорнийское исследование, упомянутое в работе Мора (см. выше), говорит о большем количестве проблем среди жертв-соучастников, но дети, уже имеющие проблемы (возможно по причине недостатка внимания) могут быть более склонны искать отношений [на стороне].

27 Michael Ingram, 'FILTHY: Reaction to paedophilic acts', Libertarian Education, No.21, 1977, pp.4-5.

28 Я думаю мысль Ингрэма не в том, что действия врача были ужасны как поступок, а в том, что в тех обстоятельствах они проводились формально, с холодным, клиническим безразличием к чувствам мальчика. Хотя анальное сношение может испытываться как приятное в проникнутых любовью отношениях, врачебный осмотр вряд ли может быть таковым.

29 Reported in a front-page lead story, News of the World, 4 September, 1977.

30 Letter from Dr A.P. McEldowney, The Times, 16 February, 1978.

31 E. Brongersma, The legal status of the paedophile', paper presented to the Psychiatric Juridical Society, Amsterdam, 1977.

32 Robin Lloyd, Playland: A Study of Boy Prostitution, Blond & Briggs, London, 1977 (originally published as For Money or Love, Vanguard Press, New York, 1976).

33 В Олд Бэйли в 1979 году подсудимый Роджер Муди был по решению судьи оправдан по обвинению в попытке сексуального контакта с 10-летним мальчиком, когда стало известно, что совершённый с нарушениями полицейский допрос привёл к тому, что мальчик оговорил мужчину. Другое обвинение в непристойном нападении на того же мальчика было снято присяжными после 15-минутного совещания.

Оба обвинения относились к предполагаемому инциденту, когда мальчик во время выходного дня спал на матрасе, лежащем вплотную рядом с матрасом мужчины.

Наиболее важной чертой процесса были показания мальчика - "жертвы" на суде в том, что он не подавал жалобы на мужчину, а просто согласился с обвинениями как с возможными, когда полиция предложила их ему через 18 месяцев после "преступления" и это было в отсутствие родителей, чего требует процедура допроса детей этого возраста.

Другими словами, к чему пришли присяжные, полиция довела его до того, чтобы он обвинил в попытке преступления с наказанием до пожизненного заключения, в то время как реально имело место преступление с наказанием до 10 лет тюрьмы, пусть даже в суде он наконец признал, что прикасавшийся к нему объект мог быть рукой и это могло быть случайным, и в любом случае это был момент когда он только просыпался...

Что интересно, Роджер Муди открыто признал себя педофилом и что он испытывал к мальчику большую симпатию. Из того факта, что знавшие об этом судья и присяжные без колебаний оправдали Муди, вытекает массовое обвинение полицейских, расследовавших дело. (Об этом деле рассказано в газете Peace News, 6 April, 1979.)

Комментарии

Самое вопиющее, что бросилось в глаза: "Эта чрезмерно большая мрачная цифра" - "dark number" - это просто "латентные (невыявленные) преступления (нарушения закона)" (не доходящие до сведения правоохранительных органов). Никакого отношения к "мрачности" ("грустности") dark number не имеет. Это совершенно нейтральное криминологическое понятие. Когда-то давно на одной из древних реинкарнаций "Нимфы" я это объяснял (переводя отрывок одной из гораздо более современных работ:) Зря вы ту "Нимфу" "похоронили" (оставили бы хотя бы в режиме "только для чтения":( ). На ней было много ценного, чтобы не "наступать на одни и те же грабли" вечно. А так что толку "пыжиться" опять и опять.

Выбешивают сочетания типа "сделал попытку самоубийства". По-русски можно (и во многих случаях нужно) "сделать попытку" (либо "предпринять попытку"), но нельзя (говоря по-русски) "сделать попытку самоубийства". Нельзя, и всё тут. Хоть ты тресни, а нельзя. Можно "совершить самоубийство" (не "сделать", не "предпринять", не "произвести" и не "осуществить", а именно и только "совершить", и больше никак), и можно "совершить попытку самоубийства". Это называется "сочетаемость" ("сочетаемостные ограничения"), и в каждом языке она своя, особенная и необъяснимая (кроме как иногда исторически), однако неумолимая. Про сочетаемость на одной из древних "Нимф" я тоже объяснял.

По поводу dark number подумал, а не запилить ли нам что-то типа глоссария?
Можно будет собирать в нём термины из наших переводов, с возможностью обсуждения. Здесь можно сделать удобный навигатор по алфавиту и тематике, будет гораздо удобнее, чем на форуме.

Мы исправим на "совершить попытку самоубийства", но, честно говоря, и "сделать" мне ухо не режет. Ещё кому-нибудь режет?

А где оригинал? Ссылка есть? На ipce.info вместо примечания 17 (где про "мрачную цифру") написано: "17. Read this long footnote in a separate file.", а ссылки на файл нету. Что в оригинале "dark number" - это, строго говоря, моя догадка (обратный перевод, зная, что обычно пишется в иностранных текстах по статистике преступлений).

Оригинал этой главы вот:
https://www.ipce.info/host/radicase/chap03.htm
Да, ссылка у них на 17 сноску пропала, но несложным подбором урла мы получаем
https://www.ipce.info/host/radicase/ch_3_note_17.htm

Дооформил сноски - dodo видимо забыл, а там разбивка по абзацам важна.

По этой главе есть ряд вопросов, пока этот: что такое buggery ?

Buggery - то самое (пися в попу). На русском формально-юридическом языке называется "мужеложство". Доктор сделал мальчику "мужеложство" (buggered его), только не писей, а пальцем с надетым на него резиновым колпачком (напальчником), смазанным смазкой (lubricated rubber sheath). Так написано в оригинале (про доктора). В примечании 28 написано, что, хотя anal intercourse (анальное сношение, т.е. то самое buggery) само по себе может ощущаться как приятное, если оно происходит within a loving relationship, то бишь в рамках "отношений, проникнутых любовью", a doctor's examination (врачебный осмотр) вряд ли может быть таким (приятным, "проникнутым любовью", наверно). В чем сомнения?

P.S. Посмотрел оригинал примечания 17, спасибо за ссылку. Там действительно dark number (а вы говорили))

Upd.: Кстати, принципиально отличие "вряд ли может быть" от "редко когда окажется". Угадайте, в чем оно))

Ещё вопросы.

1. Как переводить affection? В этой главе упоминается несколько раз. Для меня первое значение - привязанность. Но словари дают несколько значений, поэтому я остановился в большинстве случаев на "любви". Соответственно seek affection - искать любовь, проявления любви. Но я не уверен. Нужно бы проверить все вхождения этого слова в тексте.
Есть ещё такая вещь как приятие - когда взрослый демонстрирует ребёнку безусловное принятие его каким он есть.

2. It is often 'the picture of an unsuspecting child being attacked in a dark lane by an assailant who, but for some chance incident, would have proceeded to rape or even murder.
Обычно это "картина нападения в тёмном месте на ничего не подозревающего ребёнка, при котором нападавший лишь по стечению обстоятельств не прибегнул к изнасилованию или даже убийству".
but я правильно понял?

3. But there is reason to suppose that many of those who prefer children want to relate well to them, in a way that does not apply to those for whom they are mere substitutes.
Но есть основания полагать, что многие из предпочитающих детей стремятся к хорошим отношениям с ними, чего нет у тех, для кого дети являются просто заменителем.
Правильно?

4. Readers may remember for themselves the 1977 case of a woman teacher tried at Lewes Crown Court for an alleged case of sexual intercourse with an eleven-year-old boy pupil.
Читали могут вспомнить дело 1977 года, когда учительнице в Льюэсском королевском суде было предъявлено обвинение в половом сношении с учеником 11 лет.
tried - ей предъявили обвинение?

5. Thereupon the young boy told everything, after which he went into a total psychological collapse.
В ответ на это подросток рассказал всё, после чего впал в сильную депрессию.
Что такое psychological collapse ? Кроме депрессии ничего не подошло, в словарях смотрел..

1. Да, affection - любовь, проявления нежности (не привязанность ни фига; "привязанность" - по-англ. "attachment"). [S]eeks affection можно перевести даже как "ищет человека, который относился бы к нему по-человечески" (то есть любил бы его, потому что детей вообще подобает любить, если ты человек, а не "кусок мяса" - отсюда ясно, что означает "по-человечески" в данном случае).

2. Да, but ты правильно понял ("but for" = "если бы не" в данном случае). Только какого рожна "dark lane" переводишь как "темное место"? "dark lane" = "темный переулок" ("темный закоулок"). Опять заменяешь ярко образное слово на "никакое"? Поинтересуйся "для разнообразия", что такое сравнение (стилистический прием) и чем стилистические приемы отличаются от "идиом" (фразеологизмов). Стилистические приемы не являются частью какого-либо языка (они являются частью скорее образного мышления каждого человека, чем языка; ну, почти каждого человека;)). Слово "picture" "как бы намекает нам", что далее следует именно стилистический прием (в данном случае; а в большинстве случаев стилистические приемы не сопровождаются никакими "намеками", так что придется научиться самому "угадывать" их).

3. "relate well to" - не про "отношениЯ", а про "ОТНОШЕНИЕ". Про "relate to (somebody, something)" на одной из прошлых "Нимф" я не просто объяснял, а прямо-таки разжевывал (аж распинался). "I relate to it (him, her, them etc.)" означает "мне это близко (понятно, нравится), я это (его, ее и т.д.) понимаю, я этому (ему, ей) сочувствую (поддерживаю душой)". Даже "я душой с ним". "Сочувствую" не в смысле "жалко" (хотя жалко тоже может быть, конечно), а в смысле "родства душ", "родства переживаний" (см. еще раз на два предложения назад). В словарях (во всяком случае толком, по сути) этого тоже не написано, насколько мне известно. (Пишу в очередной раз "в пустоту":(.)

4. "tried" = "судили" (в данном случае и во всех случаях, где речь идет о суде). Ну вот как (мне) обойтись без мата, когда человек переводит тексты о "преследовании педофилов" (которое почти всегда включает в себя суды над ними) с английского много лет подряд (!) и не знает, как по-английски будет "судить (судом)"??? Это случай безнадежный.

5. psychological collapse - это психологический "полный упадок сил", нервное истощение. "after which he went into a total psychological collapse" - "после чего впал в состояние глубочайшей психической подавленности". Как-то так. Я тоже впал.

Против глоссария я не против, конечно (гы, какое значение мое мнение имеет здесь вообще:), но глазами нормально работать не могу пока. Даже переводы твои целиком не читаю, просто просматриваю из любознательности (чтобы быть в курсе, "чего еще перевели" и как оно вообще там:) Но иногда "возмущению моему нет предела", и сквозь слезы (порой в буквальном смысле слова) не могу молчать, как говорится. Пили глоссарий, может, и в нем не смогу промолчать. Мне вообще легче писать, чем читать, потому что, когда пишешь, читать приходится только то, что пишешь (по мере того как пишешь), и более-менее медленно.

Ещё вопрос по 17 сноске:

Is a woman a paedophile if she gets a 'buzz out of parenthood?
Можно ли назвать женщину педофилом если, она испытывает сексуальное возбуждение при уходе за детьми?

Такой перевод - больше моя догадка. Есть идеи?

И ещё, если affection - не привязанность (хотя lingvo даёт такой вариант), то как тогда перевести конец:
Finding that their sexual preference is for children, they also come to like and love them – an affectional response grows out of the erotic one.
Обнаружив у себя сексуальное предпочтение детей, они также приходят к тому, что начинают любить и испытывать к ним симпатию. Так из сексуальной реакции вырастает привязанность.

Есть сексуальная реакция на детей, а вырастает какая? Какое тут лучше слово?

Можно ли назвать педофилом женщину (обрати внимание, что я написал "педофилом женщину", а не "женщину педофилом"; нужно объяснять, почему порядок этих двух слов в русском переводе здесь должен быть именно - и только - таким?), если ее "дико заводит" быть родителем (матерью)?

Объяснение: "дико заводит" в русском языке (как и "buzz" в английском) не обязательно обозначает половое возбуждение, но очень часто обозначает именно половое возбуждение.

"Привязанность" - она "где-то рядом" с "любовью", в этом смысле Lingvo (и другие словари) дают правильный (с некоторыми оговорками, в некоторых случаях) вариант (как вариант), но я считаю, что не стоит заменять одно понятие другим (если можно не заменять), хотя в некоторых случаях, пожалуй, приходится заменять. В данном (кон)тексте, наверно (скорее всего), не приходится.

Сознавая (нельзя перевести "обнаружив", в том числе потому что "finding" - не то же самое, что "having found"), что их сексуальное предпочтение направлено на детей, они также оказываются способны на то, чтобы дети им нравились и они их любили - любовная реакция вырастает из эротической. (Зачем вместо "эротической" написал "сексуальной"? "Сексуальная реакция" в первую очередь ассоциируется с "половым возбуждением", а именно - в случае мужчины - с эрекцией. "Эротическая реакция", как правило, предшествует "сексуальной". Это не отменяет "сексуального предпочтения", которое ничему не предшествует, а просто есть.)

Объяснение: "come to love" переводится как "полюбить" (а не "прийти к"). Аналогичным образом переводится и "come to like" ("he came to like her" = "она ему понравилась" [не сразу понравилась, имеется в виду]). Но, поскольку слОва "полюбливают" (или "полюбляют") в русском языке нету, в переводе приходится прибегать к "ухищрениям" типа "оказываются способны" (а в данном случае это и не ухищрение даже, а полностью отвечает сути, основной мысли текста). А "affectional" здесь перевести ну никак, кроме как "любовная", ну никак нельзя (и не надо). Перевод "affectional" как "привязанность" в данном случае - самый идиотский, какой только можно придумать.

Achtung! (что по-немецки означает "Внимание!":): выделения курсивом, которые в оригинале, будешь продолжать игнорировать? Не понимаешь, что ли, зачем они? Не знаешь, что такое логическое ударение? Что логическое ударение может менять смысл высказывания, вплоть до придания прямо противоположного смысла?

P.S. к Ахтунгу: Зачем "педофила" (чуть не всегда) заменяешь на "педосексуала"?:) "Педосексаул", что ли, "респектабельнее" ("солиднее") звучит, что ли?))) Кстати, заметь, что в тех (относительно немногих, преимущественно научных) текстах, где употребляется слово (существительное) "pedosexual" ("paedosexual"), в них же употребляется и "pedophile" ("paedophile"). В одном и том же тексте часто употребляется и "pedosexual", и "pedophile", то бишь (в одних местах "pedosexual", а в других того же текста - "pedophile"). Не задумывался, почему так? Кстати, позволю себе "наглость" попросить задуматься и о том, почему в моем переводе "Harmful to Minors" одну и ту же 13-летнюю барышню в одних местах я называю "девочкой", а в других - "девушкой" (при том, что по-английски 13-летнюю никак, кроме "girl", назвать нельзя, и в оригинале книги она и называется везде "girl"). То есть в одних случаях (местах) - одной и той же книги - я перевожу "girl" как "девочка", а в других - как "девушка" (обозначая одну и ту же 13-летнюю). Я, между прочим, очень тщательно выбирал (иногда долго думал), в каких случаях перевести как "девочка", а в каких - как "девушка".

Upd.: Еще раз кстати, добавлю, что как "девушка" я ее перевел в очень немногих случаях (кажется, даже вообще в одном-единственном).